Эрик Артур Блэр родился 25 июня 1903 года в Мотихари (Индия) в семье сотрудника Опиумного департамента британской колониальной администрации Индии , британской спецслужбы, занимавшейся контролем над производством и хранением опиума перед его вывозом в Китай. Обучался в школе св. Киприана, в 1917 году получил именную стипендию и до 1921 года посещал Итон Колледж. С 1922 по 1927 год служил в колониальной полиции в Бирме, затем долгое время провёл в Великобритании и Европе, живя случайными заработками, тогда же начал писать художественную прозу и публицистику. Уже в Париж он приехал с твёрдым намерением стать писателем, ведомый им там образ жизни оруэлловед В. Недошивин характеризует как «бунт сродни толстовскому». С 1935 года публиковался под псевдонимом «Джордж Оруэлл».
Во время гражданской войны в Испании воевал на стороне республиканцев в рядах частей ПОУМ, партии, которая в июне 1937 была объявлена вне закона за пособничество фашистам. Об этих событиях он написал документальную повесть «Памяти Каталонии» (англ. Homage to Catalonia; 1936) и очерк «Вспоминая войну в Испании» (1943, полностью опубликован в 1953).
Уже в 30 лет он напишет в стихах: «Я в этом времени — чужой»
В повести «Скотный двор» (1945) показал перерождение революционных принципов и программ: «Скотный двор» — притча, аллегория на революцию 1917 года и последующие события в России.
Роман-антиутопия «1984» (1949) стал идейным продолжением «Скотного двора», в котором Оруэлл изобразил возможное будущее мировое общество как тоталитарный иерархический строй, основанный на изощрённом физическом и духовном порабощении, пронизанный всеобщим страхом, ненавистью и доносительством. В этой книге впервые прозвучало известное выражение «Большой брат следит за тобой» (или, в переводе Виктора Голышева, «Старший брат смотрит на тебя»), а также введены ставшие широко известными термины «двоемыслие», «мыслепреступление», «новояз», «правоверность», «речекряк».
Также написал множество очерков и статей социально-критического и культурологического характера.
В Великобритании издано полное 20-томное собрание сочинений Оруэлла (англ. The Complete Works of George Orwell). Произведения Оруэлла переведены на 60 языков
Отношение Оруэлла к СССР
 |
| Первое и вероятно последнее письмо Джорджа Оруэлла в СССР. Письмо адресовано главному редактору журнала «Интернациональная литература» Сергею Динамову, арестованному уже в следующем году и вскоре расстрелянному. Письмо было подшито к делу на Дж. Оруэлла. |
Британский политик-консерватор, член парламента Кристофер Холлис утверждает, что по-настоящему приводило Оруэлла в негодование то, что в результате произошедшей в России революции и последовавшего низвержения старых правящих классов, сопровождавшегося кровавой гражданской войной и не менее кровавым террором, к власти пришло не бесклассовое общество, как обещали большевики, а новый правящий класс, гораздо более безжалостный и беспринципный, чем вытесненные им предыдущие. Этих выживших, — которые нагло присвоили себе плоды революции и стали у руля, — добавляет американский журналист консервативного звена Гари Аллен, Оруэлл называл «полу-рупорами, полу-гангстерами» (англ. “half-gramophones, half-gangsters”). Что также сильно удивляло Оруэлла, так это тяготение к «сильной руке», к деспотизму, которое он наблюдал среди значительной части британских социалистов, в особенности тех из них, что называли себя марксистами, несогласными с Оруэллом даже в определении того, кто есть «социалист», а кто нет, — Оруэлл до конца своих дней был убеждён, что социалист — это тот, кто стремится к свержению тирании, а не её становлению, — именно этим объясняет подобные эпитеты, которыми Оруэлл именовал советских социалистов, американский литературовед, почётный профессор Университета Пердью Ричард Вурхис. Сами подобные деспотические тенденции на Западе Вурхис называет «Культом России» и добавляет, что другая часть британских социалистов, которая не была подвержена этому «культу», также проявляла признаки тяготения к тирании, возможно более благожелательной, добродетельной и беззлобной, но всё же тирании. Оруэлл, таким образом, всегда стоял меж двух огней, как про-советских, так и равнодушных к достижениям Страны победившего социализма.
Оруэлл всегда гневно обрушивался на тех западных авторов, которые в своих работах отождествляли социализм с Советским Союзом, в частности — Дж. Бернарда Шоу. Напротив, Оруэлл непрестанно утверждал, что странам, собирающимся строить подлинный социализм, в первую очередь следует бояться Советского Союза, а не пытаться взять с него пример, — отмечает профессор политических наук при университете Стирлинга Стивен Ингл. Оруэлл всеми фибрами души ненавидел Советский Союз, корень зла виделся ему в самой системе, где животные пришли к власти, и потому Оруэлл считал что ситуация не изменилась бы даже если Ленин не умер скоропостижно, а Троцкий остался на своём посту и не был выслан из страны. Какого поворота не предвидел даже Оруэлл в самых смелых своих прогнозах, так это нападения Германии на СССР и последующего альянса Сталина с Черчиллем. «Этот мерзкий убийца теперь на нашей стороне, а значит, чистки и всё прочее внезапно забыто», — писал Оруэлл в своём военном дневнике вскоре после нападения Германии на СССР. «Никогда не думал, что доживу до тех дней, когда мне доведётся говорить „Слава Товарищу Сталину!“, так ведь дожил!», — писал он ещё через полгода.
Как отмечал литературный обозреватель американского еженедельника «The New Yorker» Дуайт Макдональд, за свои воззрения на советский социализм Оруэлл до поры нещадно критиковался социалистами всех мастей, а уж западные коммунисты, так те вообще как с цепи сорвались, понося каждую статью, вышедшую из-под пера Оруэлла, где хотя бы раз встречалась аббревиатура «СССР» или фамилия «Сталин». Таков был даже «New Statesman» под руководством нижеупомянутого Кингсли Мартина, отказавшийся публиковать отчёты Оруэлла о нелицеприятных свершениях коммунистов в ходе Гражданской войны в Испании, — отмечает британский литератор, экс-председатель Оксфордского дискуссионного клуба Брайан Маги. И когда в 1937 году дело дошло до печати книги ни в коей мере не затрагивавшей темы марксизма — «Дорога на Уиган Пир», Голланц, в оправдание того, что клуб вообще взялся за публикацию, написал к роману предисловие, которого лучше бы вообще не писал. В плотных рядах соотечественников — недругов Оруэлла стоял другой британский социалист, книгоиздатель Виктор Голланц. Последний публично критиковал Оруэлла, в особенности в 1937 году — в год Большого террора, среди прочего ставя Оруэллу в вину и то, что тот называл советских партийных функционеров полу-рупорами, полу-гангстерами. Голланц этим своим комментарием бросил тень на самое лучшее из того что дал миру Оруэлл, — возмущается преподаватель Рочестерского университета, д-р Стивен Малоуни. Голланц определённо пребывал в шоке, услыхав о «полу-гангстерах», в состоянии которого и писал своё предисловие, — резюмирует литературный обозреватель еженедельника «TIME» Марта Даффи. О конъюнктурщине Голланца в этом конкретном случае пишет выпускник МГУ, редактор британского правительственного русскоязычного сборника «Англия» Эдвард Морли Томас. При этом, на что особо акцентирует внимание Томас, Голланц сознательно не называет вещи своими именами, а именно, не говорит: правду или неправду написал Оруэлл. Вместо этого, он говорит о «странной опрометчивости», допущенной писателем. Дескать, «во избежание», нельзя писать такого о Советском Союзе. В 1930-е годы на Западе награждать советских чиновников такими эпитетами действительно было контр-революционным, почти преступным, но увы, таково было мышление британской интеллигенции тех лет — «раз Россия называет себя социалистической страной, стало быть она a priori права» — примерно так они думали, — пишет конкретно об этом эпизоде британский литературный критик Джон Уэйн. Масла в огонь подливал созданный Голланцем Британский клуб левой книги, который поддерживал Оруэлла и даже публиковал некоторые его произведения, до тех пор, пока вернувшись из Испании, Оруэлл не переключился с британского колониализма на советский коммунизм. Впрочем сам клуб, вопреки увещеваниям своего создателя и идейного вдохновителя, раскололся вскоре после подписания Пакта Молотова — Риббентропа, частично превратившись в литературную резидентуру Кремля, действовавшую в британской столице на постоянной основе.
Оруэлл ожидал, что в результате войны к власти в Британии придут социалисты в его понимании этого слова, но этого не произошло, и стремительный рост могущества Советского Союза вкупе с не менее стремительным ухудшением здоровья самого Оруэлла и смертью его жены, накладывал на того непереносимую боль за будущее свободного мира.
После нападения Германии на СССР, которого не ожидал и сам Оруэлл, баланс социалистических симпатий на какое-то время вновь переместился на сторону Голланца, но британская социалистическая интеллигенция, в своём большинстве, не могла простить такого шага, как Пакт Молотова — Риббентропа. Коллективизация, раскулачивание, показательные процессы по делам врагов народа, чистки партийных рядов тоже сделали своё дело — западные социалисты постепенно разочаровывались в достижениях Страны советов, — так мнение Макдональда дополняет Брайан Маги. Мнение Макдональда подтверждает современный британский историк, обозреватель лондонской «The Sunday Telegraph» Ноэль Малкольм, добавляя, что работы Оруэлла не шли ни в какое сравнение с одами советскому строю, воспеваемыми его современником — христианским социалистом, впоследствии руководителем Общества британско-советской дружбы Хьюлеттом Джонсоном, в самой Англии известным по прозвищу «Красный настоятель». Оба учёных солидарны также в том, что из этого идейного противоборства Оруэлл в итоге вышел победителем, но увы посмертно.
Писатель Грэм Грин, несмотря на то, что с самим Оруэллом его связывали не самые лучшие отношения, отмечал те трудности, с которыми сталкивался Оруэлл в военные и послевоенные годы, когда СССР ещё был союзником Запада. Так, чиновник британского Министерства информации, бегло ознакомившись со «Скотным двором», со всей серьёзностью спросил у Оруэлла: «Вы что, не могли сделать главным злодеем какое-нибудь другое животное?», — подразумевая неуместность критики СССР, который тогда фактически спасал Британию от фашистской оккупации. И первое, прижизненное издание «1984» не стало исключением, оно вышло тиражом не больше тысячи экземпляров, так как никто из западных издателей не решался идти в открытую против объявленного курса на дружбу с Советским Союзом, сродни оруэлловскому «Океания никогда не враждовала с Евразией, она всегда была её союзницей». Лишь после констатации того факта, что Холодная война уже в самом разгаре, после смерти Оруэлла, печать романа началась миллионными тиражами. Его превозносили, саму книгу расхваливали как сатиру на советский строй, умалчивая тот факт, что она была сатирой на западное общество в ещё большей степени.
Но вот настало время, когда западные союзники снова рассорились со своими вчерашними братьями по оружию, и все, кто призывал к дружбе с СССР, либо резко поутихли, либо стали призывать к вражде с СССР, а те из пишущей братии, кто вчера ещё были в фаворе и зените славы, и на волне успеха дерзнули продолжать демонстрировать свою поддержку Советскому Союзу, также резко попали в опалу и безвестность. Вот тут-то все вспомнили о романе «1984», — справедливо отмечает литературовед, член Британского королевского литературного общества Джеффри Мейерс. Сказать, что книга стала бестселлером — всё равно что плеснуть кружку воды в водопад. Нет, она стала именоваться не иначе как «каноническим антикоммунистическим произведением», как её называл профессор истории при Университете Бат Спа Джон Ньюсингер, «праведным манифестом Холодной войны» окрестил книгу почётный профессор культурологии при Шеффилдском университете Фред Инглис, не говоря уже о том, что была переведена на более чем шестьдесят языков мира. Когда наступил 1984 год, книга в одних только Соединённых Штатах расходилась в продаже по 50 тысяч экземпляров в день! Здесь следует вернуться немного назад и сказать, что в тех же Штатах, каждый пятый житель которых ныне с гордостью утверждает, что хотя бы раз прочитал роман «1984», с 1936 по 1946 год не было опубликовано ни одной книги Оруэлла, хотя он обращался в более чем двадцать издательств — все они ему вежливо отказали, так как критика советского строя тогда не поощрялась. И лишь Харкорт и Брейс взялись за дело, однако Оруэллу, доживавшему последние дни, увидеть свои произведения вышедшими миллионными тиражами уже было не суждено.
Отношение в СССР к Оруэллу
Официальное отношение к Оруэллу в Советском Союзе можно выразить словами председателя иностранной комиссии Союза советских писателей Михаила Яковлевича Аплетина, который подписал следующую биографическую справку, прилагавшуюся к делу на Оруэлла, хранившемуся в «Материалах по Великобритании» Союза писателей СССР:
Джордж Оруэлл — английский писатель, троцкист. В 1936 г. был в Испании в рядах ПОУМовской милиции <…> Оруэлл имеет тесную связь с американским троцкистским журналом «Партизан ревью». Джордж Оруэлл — автор гнуснейшей книги о Советском Союзе за время с 1917 по 1944 г. — «Ферма зверей».— Биографическая справка от 26. V. 1947 г. за подписью Мих. Аплетина
Тем не менее, как отмечает литературовед Арлен Викторович Блюм, несмотря на официальную позицию Совлита, существовала позиция неофициальная, и номенклатурное издание романа «1984», предназначавшееся для служебного пользования, в лучших оруэлловских традициях было растиражировано под копирку, скорее всего без каких-либо изменений, и стало ходить по рукам ещё с конца 1960-х годов. Друг и коллега Дж. Оруэлла по «Tribune» Тоско Файвел вспоминает беседу со своей русской знакомой, с которой рассуждал о том, кому же было адресовано главное предупреждение романа. Так вот, знакомая убеждала Файвела, и тот был склонен с ней согласиться, что Оруэлл писал для русских, и ни один западный человек не постигнет суть «1984» так глубоко, как человек родом из Союза. Очень точно, по мнению А. В. Блюма, заметил по этому поводу Сергей Кузнецов: «Есть что-то глубоко симптоматичное, что целое поколение русских читателей получало „1984“ „на одну ночь“. В это время суток роман Оруэлла заменял сон и временами становился неотличим от него». Естественно, это не могло не привлечь внимание органов госбезопасности и цензуры.
Не считая приведённой выше справки для служебного пользования и публикации в «Литературной газете», за которой последовал ведомственный скандал и разбирательство в литературном ведомстве, первое в советской публицистике критическое упоминание Дж. Оруэлла как писателя вышло во второй половине 1948 года — когда тот уже заканчивал работу над «1984», и принадлежит оно научному сотруднику Института русской литературы АН СССР Г. М. Луканову и аспиранту Академии общественных наук при ЦК КПСС А. П. Белику, где Оруэлл назван «британским гангстером», который «настолько циничен», что смеет рассуждать о свободе творчества и о долге писателя! Понятие «свобода творчества» приобретало у Луканова и в особенности у Белика однозначно негативный смысл, так как излюбленным выражением последнего было ленинское «Долой литераторов беспартийных» (в смысле — не состоящих в ВКП(б)). Далее два советских критика сравнивали Оруэлла с Кестлером, придя к выводу что они сходятся во всём, но Оруэлл превосходит Кестлера биографией — солидный стаж полицейского — большая редкость, «даже на том чёрном рынке культуры, где подвизаются Оруэллы и Кестлеры». Интересный момент, вполне достойный отображения в контексте повествования о романе «1984», что сами авторы первой советской рецензии Дж. Оруэлла уже в очень скором времени, а именно к началу 1950-х годов, попали в опалу, причём Белика критиковало всё советское писательское сообщество и лично Сталин, в связи с чем ему пришлось отвечать уже не на критику литераторов, а по вполне конкретным политическим обвинениям (его причислили к «новорапповцам», что по сути было почти что приговором). Но, к счастью для них обоих, Сталин скоропостижно скончался, и оба критика продолжили свою профессиональную карьеру и при Хрущёве даже достигли определённых успехов, в особенности Белик, ставший профессором и вошедший в Президиум АН СССР.
Немногое изменилось и к началу 1960-х годов. Так, советский публицист, в недавнем прошлом председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по культурным связям с зарубежными странами Юрий Жуков писал в 1963 году об изображении советского народа в романе «1984»: «Рисуя наше общество в виде некой казармы, а наших людей в виде нерассуждающих роботов, Оруэлл и другие противопоставляли им мнимые прелести „свободного западного мира“, где якобы предоставлены все возможности для творческого расцвета человеческой индивидуальности…».
Польский перебежчик, впоследствии всемирно известный писатель и нобелевский лауреат Чеслав Милош утверждал, что высокопоставленные аппаратчики Польской объединённой рабочей партии могли легко достать польскоязычные копии «1984» и, по его словам, они были просто восхищены тем, насколько глубоко и точно Оруэлл описал нравы, царящие в обеих партиях — как во внешней, так и во внутренней. Можете себе представить, как если бы советское политбюро читало «1984», черпая из него вдохновение для новых свершений на ниве усиления тотального контроля, — иронизирует по этому поводу профессор Чикагского университета Ричард Аллен Познер.
Исследуя объёмные архивы документов, ранее предназначавшихся для служебного использования советскими цензорами и сотрудниками органов госбезопасности, А. В. Блюм обнаружил множество бумаг, в том числе и из уголовных дел по инакомыслящим, где среди прочего упоминается Дж. Оруэлл и роман «1984». В архиве Леноблгорлита им был найден, в частности, запрос УКГБ по Ленинградской области начальнику Леноблгорлита Б. А. Маркову с перечнем книг, среди которых был «1984», найденных в ходе обыска у неких неназванных диссидентов. Это уже был 1978 год, и тогда, в отличие от прежних лет, госбезопасность, соблюдая видимость «законности», посылала конфискованные книги на литературную экспертизу. Ленинградская цензура уже через неделю прислала в комитет госбезопасности такой ответ:
Книга Джорджа Орвелла «1984» — фантастический роман на политическую тему. В мрачных тонах рисуется будущее мира, разделение его на три великих сверхдержавы, одна из которых «Евразия» представляет собой поглощенную Россией Европу. Рисуется картина зверского и безжалостного уничтожения женщин и детей во время войн. Книга в СССР не издавалась, распространению не подлежит.Этот ответ советской литературной цензуры в конце содержал вывод: «Все указанные книги изданы за рубежом, рассчитаны на подрыв и ослабление установленных в нашей стране порядков и их распространение в Советском Союзе следует расценивать, как идеологическую диверсию», — вывод, который, как справедливо отмечает А. В. Блюм, не оставлял никаких надежд.
Прошло несколько десятилетий, наступил 1984 год. С 1984 года в самом Советском Союзе был взят курс на пересмотр предвзятого, однозначного отношения к Оруэллу и роману «1984», с тем чтобы «обелить» Оруэлла в глазах советских читателей, сделав того чуть ли не союзником в борьбе с империализмом. И хотя то обстоятельство, что под оруэлловской Евразией понимался Советский Союз, никогда не ставилось под сомнение, сверху было велено рассматривать творчество Оруэлла не так однозначно как раньше и даже попытаться поставить его на службу текущей советской политики и идеологии. Усилиями лучших советских литературных умов проводилась работа по нивелированию пласта разгромных отзывов об Оруэлле их коллег-предшественников, часто гораздо менее профессиональных. В итоге, на этом поприще был достигнут значительный прогресс, но вскоре дело приняло ещё более неожиданный оборот — Советский Союз развалился, цензура исчезла как явление, и проделанная работа, по большей части, оказалась не нужна — роман попал в широкую читательскую аудиторию, минуя какие-либо инстанции или посредников, в качестве послесловия недавно ушедшему и предисловия грядущему строю.
Я с детства знал, что газеты могут лгать, но только в Испании увидел, что они могут полностью фальсифицировать действительность. Я лично участвовал в «сражениях», в которых не было ни одного выстрела и о которых писали, как о героических кровопролитных битвах, и я был в настоящих боях, о которых пресса не сказала ни слова, словно их не было. Я видел бесстрашных солдат, ославленных газетами трусами и предателями, и трусов и предателей, воспетых ими, как герои. Я увидел, как газеты строят на этой лжи мировоззренческие системы
Orwell G. Homage to Catalonia and Looking back on the Spanish war
Беглец из лагеря победителей - так назвал Оруэлла его друг Ричард Рис. Мог бы назвать "перебежчиком" - таких в XX веке считали на миллионы. Но штука в том, что толпы демократов и фашистов, либералов и коммунистов предпочитали перебегать, примазываться к победителям. А к побежденным всегда переходил один он - как раз Оруэлл. Но, может, потому его книги и через полвека после его смерти во всех мировых рейтингах по-прежнему идут на третьем месте. Библия, сочинения Маркса, Оруэлл.
Мне довелось когда-то писать о нем диссертацию. Защитил ее в 1985-м, через год после рубежной для Оруэлла даты, когда мир, по его предсказанию, должен был рухнуть. Так он "пророчил", назвав свой главный роман цифрами - "1984". Мир в тот год, к счастью, не рухнул. Но что-то в нем и в той стране, которую он избрал "прототипом" для своего повествования, уже тогда непоправимо сдвинулось. Мне же главный специалист "по Оруэллу" Виктория Чаликова, за полгода до своей смерти, сказала странную вещь: "Честно говоря, я бы не хотела, чтобы мы осмыслили Оруэлла до дна. Это может произойти только тогда, когда общество убедится: та альтернатива, какую сегодня предлагает идейный авангард этого общества, альтернатива тоталитаризму, она тоже не гуманистична, не даст простому человеку того, что он хочет..."
Доросли ли мы до глубокого понимания Оруэлла? Вкусили ли той "альтернативы" тоталитаризму, какую видим ныне? И что там бормочет-пророчит наш нынешний авангард - "креативный класс"? Пророчит о справедливости - может, главной заботе великого Оруэлла?
Кристальная душа
Да, он велик! И имя его - как пароль для думающих. Изданный на родине в 20 томах (5 романов, сатирическая сказка, сборник стихов и 4 тома критики и публицистики), переведенный на 60 языков, экранизированный, введенный в школьные программы, - он и впрямь велик. Но писать о нем - трудно. Он ведь просил друзей не "создавать" его биографии. Тоже показатель, если помнить, что писатели ныне, "пиара" ради, готовы хоть повеситься. К счастью, друзья не послушались, и две книги о нем появились. Одна - "Беглец из лагеря победителей". А вторую профессор Крик, политолог, вообще назвал "Кристальный дух". Газета Daily Telegraph тогда и написала: "Это такой автор, личность которого сияет во всем". Сияет! Уж не святой ли он тогда?
..."Святой" должен был умереть в Испании. Пуля прилетела из-за бруствера в 5 утра и пробила ему шею. Это случилось под Уэской, после семи месяцев его личной войны против Франко. Он уже был капралом и под его началом было 30 бойцов. Днем, обложившись мешками с песком, они гнили в окопах, готовили еду на жиденьких кострах, чистили винтовки, а по ночам ходили в рейды и брали в плен фашистов.
Ныне все пишущие барахтаются в грязи, а честность и уважение к оппоненту больше не существуют
"Мешки с песком, - вспоминал, - вдруг поплыли прочь". Часовой-американец, с которым он только что говорил, нагнулся к нему: "Эй! Да ты ранен!.." "Ничего у меня не болело, - напишет, - и я почувствовал какое-то странное удовлетворение. Это понравится моей жене, - подумал я. Она всегда мечтала, что меня ранят, а значит - не убьют в бою". Но когда его приподняли, изо рта хлынула кровь. Он понял - песенка его спета. Он никогда не слышал, чтобы человек или зверь выживали, получив пулю в шею. "Я подумал также о человеке, подстрелившем меня, - кто он? Поскольку он фашист, я бы его убил, но если бы его привели, я поздравил бы его с удачным выстрелом..."
Поздравить не смог бы, ибо сразу выяснилось: у него пропал голос. Через 8 дней врач, ухватив его язык куском шершавой марли, скажет: одна из связок парализована. "А когда вернется голос?" - беззвучно спросит он. "Голос? - переспросит тот и весело добавит: - Никогда не вернется..." К счастью, врач ошибся: голос и в прямом, и в переносном смысле к нему вернется, и он расскажет о войне в Испании, как никто.
Это была и поныне единственная война ради "смысла жизни" и - за "человеческое достоинство". Потом будут войны за родину, за свои и чужие богатства, территории, ресурсы. А тут в окопах вечно пахнущих "калом и гниющей пищей", битва за "смысл жизни" свела добровольцев со всего мира: интеллектуалов, художников, философов. В траншеях сидели плейбой Хемингуэй и чистюля-аристократ Экзюпери, и будущий министр обороны СССР Малиновский, и совсем уж гражданский Эренбург. Странная была война. Когда в 1936-м грохнули первые выстрелы ее, все антифашисты Европы вздохнули с надеждой. Наконец-то нашлась страна, вступившая в схватку с фашизмом. Японцы хозяйничали в Маньчжурии, Гитлер резал своих противников в Германии, Муссолини бомбил абиссинцев, а 53 государства лишь причитали: "Руки прочь!" Но когда и в Испании вспыхнул путч Франко против умеренно-левого правительства, мир вздрогнул. Еще и потому, что война против Франко почти сразу обернулась революцией. Народ поднялся и за свободу от него, и - против капитализма того законного правительства, которое и защищал от Франко. Мир в Испании разделился не на 2 - на 4. Короче, каша заварилась та еще!
Оруэлл приехал в Барселону как корреспондент. Все дома были в красно-черных флагах анархистов, на стенах намалеваны серп и молот. Никто не говорил "синьор" или "дон" - "товарищ". Богатые испарились, легковушки реквизированы, чаевые запрещены законом. И песней звучали имена вождей: Ибаррури, Андре Нин, Энрике Листер. Ему было 33. Он почти сразу оказался в "казармах им. Ленина", где готовили бойцов из ПОУМ - Объединенной марксистской рабочей партии, а затем - на Арагонском фронте, в отрядах, где в основном были испанские дети, мальчишки не старше 16. Воинственная колонна их растянулась по пути к передовой чуть ли не до горизонта. Мальчишки всю дорогу скандировали лозунги. Им эти крики казались грозными, но в детских устах они напомнили "мяуканье котят". Их и будут убивать, как котят, когда они начнут драться за "дом Моникомо", который 115 дней будет переходить из рук в руки. Дом, который окажется "лечебницей для умалишенных". Сумасшедшая война за сумасшедший дом! У его стен Оруэлл впервые выстрелит в человека, здесь 7 часов пролежит в болоте и тут, взяв 3 гранаты (больше не давали) и сигару-талисман, присланную женой, не раз ходил в атаку. Одна стала рукопашной. "Этот один раз, - напишет, - был больше, чем одному человеку нужно за всю жизнь".
Если дело дойдет до края, то интеллигенция почти вся перейдет к фашизмуВойну за "сумасшедший дом" они проиграют. Как проиграют войну за еще один дом, который и поставит точку в битве против Франко. Сражение за "Телефонику", за телефонную станцию Барселоны, когда вспыхнет драка между своими - между правительством социалистов и анархистами профсоюзов. Оруэлл как раз приедет с фронта, чтобы встретиться с женой, бросившей в Лондоне диссертацию по психологии. Приедет - и не узнает города. Баррикады, стрельба с крыш, патрули, облавы на ПОУМ, которую объявили троцкистской - замаскированной фашистской партией. В один день десятки тысяч рабочих, восемь тысяч бойцов, мерзших в окопах, и сотни иностранцев, приехавших в Испанию, окажутся предателями. И первым заклеймит рабочих "наймитами Франко и Гитлера" СССР, который на правах поставщика оружия диктовал условия. Невероятно, но приказ Кремля гласил: "Предотвратите революцию, или не получите оружия". Почему? Да потому что за революцию был Троцкий, а лидер ПОУМ Андре Нин был, говорят, когда-то его секретарем. Мог ли Сталин, уничтожавший у себя троцкистов, быть за?! Хотя его, "лучшего друга испанцев", интересовал, думаю, лишь "золотой запас" страны, который нам-таки удалось вывести в СССР. Недаром всем в Барселоне стали заправлять люди из НКВД: какой-то толстяк с Лубянки, по кличке Чарли, и генерал Орлов - единственная русская фамилия, встретившаяся мне в книге Оруэлла. Именно к ним, к новым "победителям", почуяв силу, потянулись интеллектуалы Запада, а затем и "перебежчики" в Испании. А к побежденным побежит один он - Оруэлл... Он вернется в Барселону еще раз, с забинтованной после ранения шеей. Войдет в "Континенталь", в отель, где в штабе ПОУМ работала Эллин, его жена, и почти сразу увидит ее. Его поразит, как нарочито непринужденно она подойдет к нему. Обняв его и, не переставая улыбаться людям, сидящим в холле, она шепнет ему: "Уходи!" - "Что?" - переспросит он. "Немедленно уходи отсюда!" На улице он спросит: "Что все это значит?" - "ПОУМ вне закона. Почти все в тюрьме. Говорят, начались массовые расстрелы". Выяснилось, что Нин тайно убит (было "доказано", что он по радио передавал военные секреты Франко), что исполком арестован и у его членов "нашли" симпатические чернила для связи с фашистским подпольем. Вот когда, чтобы не попасть в застенок, он стал ночевать на площади, которую потом назовут его именем. А когда узнал, что сочувствующие коммунизму либералы, тот круг журналистов, с которым был знаком, не только оправдывали сей поворот фразами, типа: "Справедлив он или нет, но это мой социализм", не только не возмущались казнями в Испании и в СССР, но и, попивая кофе по гостиным, качая ножками, болтали, что "это необходимо" и "убийства оправданы", понял: родилось и окрепло новое "господствующее течение", и он, сам либерал из либералов, разумеется, будет против.
В июле ему с женой удастся бежать во Францию. В Англии он напишет книгу "Памяти Каталонии". Честно разберется в этой "каше". Так честно, что издатель его откажется печатать ее, и будет орать на него: "Зачем вы напичкали хорошую книгу всей этой чепухой: газетными цитатами, цифрами, доказательствами?" Но он знал: лишь немногие в Европе догадывались, что убиты были тысячи совершенно невинных людей. "Если бы я не был возмущен этим, - скажет, - я бы никогда не написал эту книгу..."
"За окном мелькала Англия, которую я знал с детства, - заканчивал он книгу. - Заливные луга, палисадники коттеджей; а потом - люди в котелках, голуби на Трафальгарской площади... Англия спит глубоким, безмятежным сном". И вывел последнюю фразу книги: "Я боюсь, что пробуждение наступит внезапно, от взрыва бомб..." Через два года бомбы посыпались и на Лондон. Началась Вторая мировая. Пророчество его сбылось. Потом, уже при нас, подсчитают: из 137 предсказаний в книгах Оруэлла 100 - осуществилось! Ну разве не "отдыхает" ли рядом с ним сам Нострадамус?
"Масштаб цивилизации" - порядочность
Одна сценка мучила его на склоне лет. Он как-то в деревне увидел 10-летнего мальчугана, который тонким прутиком гнал огромную лошадь. "Меня поразило, - напишет, - что, если бы животные осознали свою силу, мы не смогли бы властвовать над ними, и что люди эксплуатируют животных почти так же, как богачи эксплуатируют пролетариат..."
Сценка та - взглянуть и забыть. Но лишь у него она превратится в яростную сатиру на сталинщину, в текст, где прямо будет сказано о новой наседающей на мир лжи, насильно присваивавшей себе имя правды. В сказку "Скотный Двор". В разоблачение извечной победы сильных над слабыми, хитрых над простодушными, властных - над добрыми. Не поверите, но и эту книгу вновь запретят на "свободном" Западе. Два года, до 1945-го, не будут публиковать ни в Англии, ни в Америке, ибо интеллектуалы, "креативный класс", сочувствовали тогда социализму и закрывали глаза на террор в СССР. Ведь даже жена издателя его в истерике наскакивала на мужа: "Я разведусь с тобой, если ты опубликуешь это!.."
Вообще-то его звали Эрик, а не Джордж. И не Оруэлл, а - Блэр. Родился в Индии, в семье английского служащего. В 5 лет сочинил стихотворение про тигра; в нем зубы его были похожи на "стулья" и это было - "неплохим сравнением". В 30 уже лет напишет в стихах: "Я в этом времени - чужой". Лучше бы сказал: "другой". Ведь он, дабы узнать жизнь бедняков, "шел под заборы и мосты", считал "годовой доход в несколько сот фунтов" "морально отвратительным", а "жизненную неудачу" - "единственной добродетелью".
Так было до Испании, в Париже, куда он приехал, твердо решив стать политическим писателем. Казалось бы, в чем проблема? Садись и пиши, а по вечерам - опрокидывай порции виски у каждой стойки, как Скотт Фицджеральд. Но нет же, он идет в судомои, ибо ниже рабов в Париже просто не было.
"Я еле втиснулся между раковиной и газовыми плитами; жарища градусов 45 и потолок, не позволявший распрямиться". - "Англичанин, да? - крикнул ему шеф ресторана, показав кулак. - Давай трудись! Станешь отлынивать, рога сверну, понял?.." Посуда, уборка, чистка ножей и снова - горы посуды да кусок черного мыла, которое не мылится, 13 часов у раковин. Ау, Фицджеральд, Хемингуэй! - где в эти минуты вы смакуете свой виски?! Ведь Париж - это "праздник", не так ли? А Оруэлл, тот вообще скоро станет ставить на себе смертельные эксперименты: можно ли прожить на 30 шиллингов в месяц, выжить в ночлежках Парижа, и что испытывает в тюрьме в первую же ночь бродяга, "взятый" у теплого люка. Нет, бегство "из мира респектабельности" мыслилось всерьез. Не протест против "жирных" - бунт сродни толстовскому. Восстание совести ради сохранения органичности взгляда и поступка.
"Отношение ко мне круто изменилось, - пишет Оруэлл. - Под мостом ежились, отражаясь в дрожащих лужах, ... отбросы. Помню одного - подвязанное веревкой пальто, рваные брюки и ботинки. Он все время почесывался, соскребая с груди и плеч жуткую черную гадость вроде мазута... Особенно менялось поведение женщин. Их передергивало, они брезгливо шарахались, как от дохлых кошек..." А его не передернуло - вывернуло, когда в ночлежке их повели на помывку. "Полсотни грязных, голых людей толклись в помещении с двумя ваннами и двумя склизкими полотенцами на роликах... Вонь от разутых ног мне не забыть вовеки... Когда очередь дошла до меня, на вопрос, нельзя ли ополоснуть липкую грязь со стенок ванны, мне рявкнули: "Заткни е...... пасть и полезай!.." Чокнутый - скажете?! Да нет, он признавался, что любит, как и мы, английское пиво, камины, свечи, уютные кресла. Просто от рождения он был "ранен" идеями равенства и справедливости - этими первыми "беглянками" из лагерей любых победителей. Недаром один из биографов его заявил: "масштабом цивилизации" для Оруэлла всегда была "простая порядочность".
- Ну и как вы подпишите свою книгу про "собачью жизнь"? - спросили в издательстве. - Подумайте о родителях, ведь они узнают про эти "трущобы"?
- Я всегда, бродяжа, пользовался фамилией П.С. Бартон, - ответил Оруэлл. - Но если вы считаете это имя неподходящим, то что вы скажете по поводу Кеннета Майлза, Льюиса Олвейза или, допустим - Джорджа Оруэлла?..
Так родилось всемирно известное имя. Но знаете ли вы, что "Джордж" - это, как раз, святой покровитель Англии? А "Оруэлл" - имя речушки на севере страны, знакомой ему по юности? Может рядом с той деревенькой, где он впервые увидел и огромную лошадь, и мальчика с тонким прутиком?
Дважды два - восемнадцать
Библия, Маркс, книги Оруэлла - именно в таком порядке человечество, вот уже полвека, выбирает: что бы ему такого почитать. Рейтинг - бог современного мира! Но почему - Оруэлл? Ни Солженицын, ни Чехов с Толстым, ни друг Оруэлла Артур Кёстлер, ни даже пророк века Герберт Уэллс, который однажды, проиграв в эпистолярном споре о будущем всеобщем счастье как раз Оруэллу, в бессилии, не найдя больше аргументов, написал: "Вы - говно!" Точка. Последний "довод" интеллектуалов! Знаем, знаем!..
Впрочем, спорили они, возможно, не о счастье. Сам я их переписку не читал. Но про "счастье" Оруэлл действительно думал. Скажу вообще немыслимое: и "Скотный двор", и самое страшное пророчество ХХ века - роман Оруэлла "1984" - они ведь о счастье. Да-да, о социальном Равенстве людей и всеобщей Справедливости! Но если говорить "реально" о счастье, то именно у Оруэлла я и наткнулся на слова: "Чувство счастья способны ощутить лишь те, кто не считает, что счастье является целью жизни".
Счастье - не цель. А ведь именно его чуть ли не с наскальных времен, обещают людям любые вожди. Об этом на острове Юра в Северном море, думал, умирая, Оруэлл. Камин, свечи, кресло и, натурально, коза за окном - всё, как он любил. И на столе рукопись, роман "Последний человек". Не книга - сплошные парадоксы: "Война - это мир", "Свобода - это рабство", "Министерство Правды", которое в романе занимается вселенским враньем. Короче, "дважды два - пять" - символ ХХ века. Даже не пять, а столько, сколько скажет вождь! Эта метафора "тирании рассудка" стала главной у Пруста, Честертона, Замятина.
Теперь перед Оруэллом стояли загадки пострашней. Не противоречия - "круги" адовы. И впрямь: без просвещения масс невозможен социальный прогресс, но без этого прогресса невозможно и просвещение. Разве не круг заколдованный? Или - можно ли улучшить природу человека, не изменяя политической системы, и как, напротив, изменить систему, если не изменен человек? Другими словами: нужна ли демократия, если человек до нее не дорос? Вопросов, которые мучили его - тьма. Он видел, например, что объективная истина не просто исчезает в мире - она перестает интересовать кого-либо. Что факты, ради конъюнктуры, подтасовываются на противоположные. Причем делают это и тоталитарные режимы, и те, кто, казалось бы, живут в свободном обществе.
Работая когда-то над диссертацией об антиутопиях и Оруэлле, я, помню, все докапывался - откуда эта дата "1984", ставшая названием романа? Почему, не 1999-й или не наш - 2013-й, который по календарю майя должен стать концом летоисчисления? Являлась ли эта анаграмма намеком на апокалипсис Нострадамуса - цифры совпадали? Все легко, - объясняли тогда западные источники: он-де хотел назвать книгу "Последний человек" (последний, как носитель и выразитель именно человечности), но, увы, книга с таким названием уже была - так назвала когда-то свой роман, тоже, кстати, мрачноватую утопию, Мэри Шелли, прародительница Франкенштейна. И вот тогда - на этом настаивали многие - Оруэлл просто поменял последние цифры года написания своего романа и вывел на обложке - "1984".
Эх, эх - если бы исследователи были поглубже, они бы доискались до еще одной версии - до Джека Лондона, до его романа "Железная пята". Именно в этой книге впервые появляются и "Братство" (как "эра братства"), и "пролы" (от слова - пролетариат), и, представьте, "1984-й" - год построения из стали, стекла и бетона крупнейшего города олигархов. Внешние совпадения поразительны! Но куда поразительней идея. "Капитализм почитался социологами тех времен кульминационной точкой буржуазного государства, - писал в 1909 г. в своем романе Дж. Лондон. - Следом за капитализмом должен был прийти социализм... цветок, взлелеянный столетиями, - братство людей. А вместо этого, к нашему удивлению и ужасу, капитализм, созревший для распада, дал еще один чудовищный побег - олигархию... "Олигархия" - как знакомо нам это слово? Оруэлл не только наблюдал "природу" ее, но к 1948-му понял: на земле может родиться нечто большее - власть "олигархического коллективизма", явных могучих партий и тайных кланов, способных подчинить себе даже сознание масс. Атомная бомба, в качестве дубинки, изолгавшиеся даже самые демократические СМИ, летучие военные соединения, неизвестно кому принадлежащие, но регулярно появляющиеся в горячих "точках", наконец, самое страшное - межгосударственный "пиар", когда все мировые газеты "как по команде" сообщают вдруг, что первой напала на Грузию - Осетия, а не наоборот. Вот чего страшился Оруэлл в будущем, и что мы видим воочию. Да, последняя в мире олигархическая революция свершилась не в одной стране - а сразу и - всюду. И сделали ее глобалисты - люди воли и интеллекта: бюрократы, хитроумные эксперты, партийные аппаратчики, софийствующие спикеры, вкрадчивые профессоры и мухлюющие социологи. Узнаете? Они-то и дергают за веревочки. Эй вы, пролы и быдло, офисный планктон и хомячки, тролли и блогеры - слушайте сюда!.. Вот он, интеллектуальный "террор" - почти фашизм, появившийся уже и в Интернете, террор, который ныне с куда большим успехом заменил "двухминутки ненависти" Оруэлла. Помните: "Послышались бешеные выкрики... Люди вскакивали и снова садились... Темноволосая девушка кричала: "Свинья! Свинья! Свинья!", потом схватила словарь новояза и швырнула его в экран... Пароксизм страха и мстительности, желание убивать, мучить, бить по лицу кувалдой как ток проходили сквозь всех, превращая каждого в гримасничающего, вопящего безумца"? Это - Оруэлл. Но не напоминает ли это - вас же самих, сидящих ночью у мониторов и читающих матерные, глумливые "коменты" рафинированных интеллигентов? Так и хочется крикнуть в невидимую Вселенную - очнитесь! Вы же люди! Ведь это опять: дважды два - 18!
"Темноволосую девушку" из романа "1984" главный герой предаст - отдаст на съедение крысам. Но знаете ли вы, что нечто подобное было и в жизни Оруэлла? Мне об этом рассказала покойная Чаликова. Она как-то нашла забытый стих писателя, в котором он рассказал, что ребенком влюбился в девочку из простонародья и мать запретила ему не только играть - видеться с ней. Он не ослушался и предал любовь. Вот откуда его Равенство и Справедливость. Вот в чем конфликт его с миром. И вот почему он всю жизнь "бежал" любых победителей и оставался с теми, кого предавали.
Порядочность - его масштаб. Непокорный, он знал уже, что среди большинства не слишком самолюбивого человечества, среди тех, кто, по его словам, "после тридцати лет", как правило, отбрасывает амбиции и "начинает скользить по течению", всегда есть немного "одаренных, упрямых людей, которые полны решимости прожить собственные жизни до конца, и писатели принадлежат именно к этому типу". Хотя сам наш "беглец" к концу жизни убегал уже от самой жизни. Из Лондона - на суровый остров, из хронической болезни - в ожидаемую без иллюзий смерть, из реальности - в фантазии последнего романа. Бунтарь, скептик, одинокий в толпе и блестящем обществе; не понятый никем, никого не щадивший в слове, Оруэлл в конце жизни стал одиноким реально. Его теперь было не достать. От пристани и единственного магазина на острове до дома его было 25 километров, причем последние 8 можно было пройти только пешком - дороги не было. Именно там, на острове Юра, похоронив жену в 1945-м, поселился он с сестрой Эврил, с приемным сыном и, конечно - с любимой козой.
Да, вся наша жизнь - выбор. Последняя анонимная запись в секретном "досье" Оруэлла, а за ним уже давно следили спецслужбы, гласила: 21 января 1950 года, ровно через 6 месяцев после издания его знаменитой утопии "1984", писатель скончался от туберкулеза. В Англии бешено печатали уже второе издание романа тиражом в 50 тыс., а в США вообще - в 360 тыс. экземпляров. Мир понимал, кого теряет: из Штатов летели недоступные по тем временам антибиотики, в Швейцарии друзья готовили Оруэллу место в санатории. А один из самых близких, Ричард Рис, тот, кто и назовет его "беглецом", увы, попрощаться не успел. "Я был в одном литературном собрании, когда вдруг кто-то вошел и сказал: "Умер Оруэлл". В наступившем молчании меня, помню, пронзила мысль: отныне этот прямой, добрый и яростный человек станет одним из самых властных мифов XX века"...
"Он был не как мы, - написал в некрологе Кёстлер. - Он умел видеть очевидное, не боялся говорить о том, что он видел, и в отличие от большинства политологов и социологов он мог сделать это на хорошем английском языке..."
Кстати, Оруэлл не раз говорил, что каждая книга - "это всегда - неудача писателя". Поймем ли мы его?
Аудиокнига "1984 "(Русский)
Фильм "1984 "( English)
В антиутопии «1984» (книга вышла в 1949 году) эта тема получает развитие. Образ «Скотного двора» дополняется сверхдержавой Океания, которая появилась в результате слияния Америки и Великобритании. Океания ведет борьбу за обладание другими частями света. Эта война носит мошеннический характер, так как она должна длиться постоянно, без победы. Её главная цель — сохранить существующий строй, уничтожая не только человеческие жизни, но и плоды человеческого труда, так как общий рост благосостояния угрожает иерархическому обществу гибелью. Если громадная масса людей станет грамотной, научится думать самостоятельно, она избавится от привилегированного меньшинства за ненадобностью. Война же и голод помогают держать людей, отупевших от нищеты, в мире иллюзий.
В Океании вся власть сосредоточена в руках партии Ангсоц (английский социализм), которая делится на Внешнюю партию (массовка) и Внутреннюю партию (избранные). В руках Внутренней партии сосредоточены вся власть и все богатства. Члены Внутренней партии получают высокую зарплату и имеют доступ к таким редчайшим продуктам, как чай, белый хлеб, молоко, настоящий кофе, вино и фрукты. Члены Внешней партии живут в нищете и постоянно находятся под наблюдением Полиции мыслей.
Низшей кастой является беспартийный пролетариат (пролы). Пролы предоставлены сами себе, в их среде распространяются преступность и спекуляция. Ещё ниже пролов находятся рабочие с отвоёванных территорий. Помимо этого в романе есть намёки на существование каст, находящихся ещё выше Внутренней партии.
Партию олицетворяет вездесущий Большой Брат, его портреты постоянно можно видеть повсюду. Ангсоц требует полного подчинения народа — умственного, нравственного и физического.
Основным средством общения в Океании является новояз, который формируется по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». С каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасывались слова и понятия, чуждые господствующей идеологии.
Основной способ мышления граждан Океании «1984» - двоемыслие. Это способность держаться одновременно двух противоположных взглядов и по сигналу менять своё мнение на противоположное.
На фронтоне здания, в котором работает герой романа, висят лозунги:
Мир — это война
Свобода — это рабство
Незнание — сила
Работу государства обеспечивают четыре министерства. 1. Министерство мира (Минимир) отвечает за проведение военных действий и информацию о событиях непрекращающейся войны между Океанией и другими мировыми державами. 2. Министерство любви (Минилюб) занимается распознаванием и перевоспитанием мыслепреступников, которых ломают физически и нравственно, а затем отправляют в «комнату 101» испытать «то, что хуже всего на свете», пока любовь к Большому Брату не вытеснит у них остатки самостоятельного мышления и человеческих чувств. 3. Министерство правды (Миниправ) занимается фальсификацией истории, распространением дезинформации и изданием примитивной литературы для пролов. 4. Министерство изобилия (Минизо) распределяет скудные ресурсы, остававшиеся после удовлетворения военных нужд.
В антиутопиях Оруэлла экономика существует только с помощью войны и для войны. Основная идея — без войны рано или поздно наступает перепроизводство товаров, идеологический разброд, недовольство и, в конце концов, революция. Поэтому в целях сохранения личной власти правителей ведётся бесконечная война, основной целью которой является регулярное уничтожение ресурсов и привязка населения исключительно к заботам о выживании. Победы в такой войне быть не может, мелкие успехи (изображаемые как решающие победы) сменяются мелкими поражениями и так без конца.
Самым тяжким из возможных преступлений в Океании является мыслепреступление, караемое смертью. Мыслепреступлением может стать любая неосторожная мысль члена Ангсоца, любой неосторожный жест или слово. Неправильное с точки зрения идеологии правящей партии выражение лица также является разновидностью мыслепреступления — лицепреступлением. Борьбой с мыслепреступниками в Океании занимается Полиция мыслей, допросы обвиняемых проходят в Министерстве любви. Для выявления подозреваемых используется слежка, которую ведут за гражданами агенты Полиции мыслей и добровольцы, в том числе ближайшие родственники мыслепреступников.
Мультфильм"Скотный двор" ( English)
Антиутопии Джорджа Оруэлла «Скотный двор» и «1984» появились несколько десятилетий назад, но их фантастические образы точно накладываются на день сегодняшний....
В «Скотном дворе» оголодавшие животные на ферме алкоголика Джонса поднимают восстание и под звуки песни «Звери Англии» прогоняют хозяина. В результате этой скотской «цветной революции» власть захватывает группа свиней во главе с хряком Наполеоном, который объявляет семь заповедей свободы и равенства. Свиньи переселяются в дом Джонса, надевают его одежду, пьют его вино, играют в карты с людьми — соседями с других ферм. Постепенно память о революции стирается, и хряк Наполеон отменяет шесть из семи заповедей, оставив только одну: «В скотном дворе все животные равны, но некоторые равнее других». Шаг за шагом он избавляется от бывших соратников и расправляется при помощи выпестованных им цепных псов с несогласными и инакомыслящими. А хряк Визгун вместе с безмозглыми овцами каждый день убеждает животных, что жизнь на ферме становится всё лучше и лучше.
Википедия
RG
ФСК
Комментариев нет
Отправить комментарий